Темная лощина - Страница 90

Но мой дед увеличил фото, затем увеличил снова, потом еще раз, и еще. Каждый очередной снимок с увеличением был подложен под предыдущий. И лицо с газетной страницы все росло, становилось крупнее и крупнее, пока не достигло примерных размеров человеческого черепа. Глаза при помощи чернил дед превратил в темные колодцы. Воссозданное крупным планом лицо, естественно, состояло из крошечных черных и белых зерен. Человек со снимка стал чем-то вроде привидения: черты его были не узнаваемы ни для кого, кроме моего деда... Потому что только моему деду довелось сидеть рядом с ним в баре, чувствовать его запах и слышать объяснения этого человека, как пройти к дереву, где качались на ветру мертвые девушки.

Мой дед был уверен: это — Калеб Кайл.

Из аэропорта я позвонил на кафедру психологии Гарварда, назвал номер своего удостоверения и спросил, есть ли сегодня лекции у Рейчел Вулф. Мне сообщили, что в шесть вечера мисс Вулф должна консультировать студентов-психологов. Было пятнадцать часов пятнадцать минут. Вдруг я не застану Рейчел в кампусе или она отменит консультацию? Можно было, конечно, обратиться к кому-нибудь, кто мог подсказать ее домашний адрес, но это заняло бы некоторое время, а вот его-то (я начинал это осознавать) у меня и не было. Поймав такси, я всю дорогу до Гарвард-сквер барабанил пальцами по стеклу. На фасаде пивной «Грэфтон» висел транспарант, возвещающий о выборах в Совет университета, и на сумках и пальто у множества молодых людей красовались значки с символикой студенческих выборов. Я направился через весь комплекс туда, где сходились Квинси и Киркленд, сел на скамеечку в тени церкви Нового Иерусалима, стоявшей наискосок от «Уильям Джеймс Холл», и стал ждать.

Без пяти шесть рыжеволосая фигурка, одетая в черное шерстяное пальто, короткие сапожки и черные брюки, прошла по Квинси и вошла в «Уильям Джеймс Холл». Даже издали Рейчел была красива, и я заметил, что не один студент, проходя мимо, украдкой бросал на нее заинтересованный взгляд. Я двинулся следом, держась на некотором расстоянии, и вошел за ней в вестибюль. Проследил, как она поднялась по лестнице, ведущей к аудитории номер шесть в цокольном этаже: просто чтобы убедиться, что она не собирается отменять консультации и уходить. Я проводил ее взглядом до аудитории, а когда она закрыла за собой дверь, сел на пластиковый стул так, чтобы мне было видно дверь, и стал ждать.

Через час консультация закончилась, и студенты устремились из аудитории с тетрадями, прижатыми к груди или торчащими из сумок. Я встал в стороне, пропуская последних из них, а потом вошел в маленькую аудиторию. Посередине помещения стоял большой стол со стульями вокруг него и вдоль стен. Во главе стола, под классной доской, сидела Рейчел Вулф в темно-зеленом свитере, поверх которого был выпущен белый отложной воротничок рубашки. Легкий макияж в сочетании с темно-красной помадой — знакомый милый облик.

Рейчел подняла голову от бумаг — и выжидательная полуулыбка застыла на ее лице, когда она увидела меня. Я осторожно прикрыл за собой дверь и сел на первый попавшийся стул подальше от стола.

— Привет, — сказал я.

Какое-то время она молчала. Потом начала не спеша складывать ручки и конспекты в кожаный портфель. Затем встала и принялась натягивать пальто.

— Я просила не беспокоить меня, — обронила она, одновременно пытаясь продеть руку в левый рукав.

Я встал, подошел к ней, помог одеться. Это было вторжением в ее замкнутый мир, но внезапно во мне поднялась обида: не одна Рейчел пострадала в Луизиане в погоне за Странником. Обида быстро прошла, уступив место угрызениям совести, когда я вновь вспомнил то чувство, которое испытал, держа ее в объятиях: ее тело, сотрясаемое рыданиями, сразу после того, как Рейчел пришлось убить человека на кладбище Метэри. И снова увидел всю картину: вот она поднимает пистолет, вот ее палец нажимает на курок, вот пламя вырывается из дула, и пистолет из-за отдачи дергается у нее в руке. Какое-то глубинное и неистребимое чувство самосохранения прорвалось в ней в тот ужасный летний день, подпитывая ее энергией действия. Мне подумалось, что сейчас, при взгляде на меня, она снова вспомнила совершенное тогда, и ей стало страшно. Мое присутствие напомнило ей о той способности к насилию, которая единожды внезапно взорвалась внутри нее, чьи угольки все еще тлели в темных закоулках ее внутреннего мира.

— Не волнуйся, — сказал я с фальшивым спокойствием. — Я здесь по профессиональным причинам, а не по личным.

— Что ж, о них я тем более не хочу слышать... — она повернулась, взяв портфель под мышку. — Извини. Мне надо работать.

Я попытался дотронуться до ее руки, но она так на меня посмотрела, что пришлось отдернуть руку.

— Пожалуйста, Рейчел! Я нуждаюсь в твоей помощи.

— Пожалуйста, пропусти меня, ты загородил дорогу.

Я отступил назад, и она проскользнула мимо меня, низко опустив голову. Она уже открывала дверь, когда я снова заговорил:

— Рейчел, послушай меня хотя бы минуту. Если не ради меня, то ради Уолтера Коула.

Она замерла в дверях, но не обернулась.

— Что с Уолтером?

— Его дочь Эллен пропала. Я не уверен... В общем, это может быть как-то связано с делом, над которым я работаю. Это, возможно, связано каким-то образом и с гибелью Тани По — студентки, убитой на прошлой неделе.

Рейчел помолчала, потом глубоко вздохнула, прикрыла дверь и села на стул, где до этого сидел я. Для равновесия я занял ее прежнее место.

— У тебя две минуты, — сказала она.

— Мне нужно, чтобы ты прочитала досье и высказала свое мнение.