Я не мог точно сказать себе, что именно ищу, поэтому ходил от полки к полке, от старой мебели к почти новым чехлам для автомобильных сидений, пока кое-что не попалось мне на глаза. В углу, рядом с вешалкой для одежды на случай плохой погоды (главным образом, старых макинтошей и вылинявших дождевиков), в два ряда расположились туфли и сапоги. Большинство из них выглядели сильно поношенными, но «замберланы» сразу бросались в глаза: мужские ботинки, относительно новые и гораздо более дорогие, чем те, среди которых они стояли. Их явно недавно привели в порядок. Кто-то, возможно, владелец магазина, почистил их обувным кремом, прежде чем выставить на продажу.
Я поднял один и понюхал его изнутри — пахнуло лизолем и чем-то еще: похоже, землей и сырым мясом. Поднял второй — и уловил тот же запах. На Рики были «замберланы» в тот день, когда они с Эллен зашли ко мне, вспомнил я. Да и нечасто такие дорогие ботинки появляются в захудалом магазине подержанных вещей. Я подошел с ботинками к прилавку.
Мужчина за прилавком казался очень низкорослым и выглядел нелепо в парике из густых темных волос, который словно сняли с головы манекена в универмаге. Из-под завитка на шее торчал пучок его собственных волос мышиного цвета; они напоминали безумных родственников, которых от греха подальше поселили на чердаке. На шнурке, повязанном вокруг шеи, висели круглые очки — и терялись в растительности на груди продавца. Ярко-красную рубашку он наполовину расстегнул, и на левой стороне груди были видны шрамы. Руки у мужчины были тонкими, но производили впечатление скрытой силы. На левой руке отсутствовали мизинец и безымянный палец. Зато ногти на уцелевших пальцах были тщательно острижены.
Мужчина заметил, что я смотрю на его изуродованную левую руку, и поднял ее к лицу. Из-за двух отсутствующих пальцев его рука отдаленно напоминала пистолет, как его изображают детишки на школьном дворе.
— На лесопилке потерял, — объяснил он.
— Неосторожность, — ответил я.
Он пожал плечами.
— Проклятое полотно пилы начисто отхватило мне пальцы. Вы когда-нибудь работали на лесопилке?
— Нет. Мне всегда казалось, что мои пальцы неплохо смотрятся у меня на руках. Такими они мне и нравятся.
Мужчина задумчиво посмотрел на свои обрубки.
— Странно, но я все еще их чувствую. Знаете, как будто они по-прежнему на месте. Вы, наверное, и не знаете, как это бывает.
— Думаю, знаю. Вы Стаки?
— Да, сэр, это мое заведение.
Я поставил ботинки на прилавок.
— Хорошие ботинки! — живо прокомментировал он, подняв один из них в воздух неизуродованной рукой. — Возьму за них не больше шестидесяти баксов. Я сам их наваксил, отполировал и выставил на продажу часа два назад, не больше.
— Понюхайте их.
Стаки прищурился, склонил голову набок.
— Что вы сказали?
— Я сказал: понюхайте их.
Стаки несколько секунд как-то странно смотрел на меня. Потом взял один ботинок и старательно понюхал его изнутри. При этом его ноздри двигались как у кролика.
— Я ничего не чувствую, — сказал он.
— Лизол. Ведь лизолом пахнет, так?
— Ну, конечно. Я всегда дезинфицирую обувь перед продажей. Разве кто-нибудь захочет надеть ботинки, которые воняют.
Я склонился через прилавок к нему, одновременно подвинув вперед второй ботинок.
— Видите ли, — произнес я тихо, — я вот что хочу спросить. Чем они пахли до того, как вы их почистили?
Стаки, по-видимому, не принадлежал к тем, кого легко смутить. Он, в свою очередь, резко склонился ко мне, стукнул по прилавку костяшками трех пальцев и вопросительно поднял бровь.
— Вы что — псих?
В зеркале позади прилавка я увидел, что мотоциклисты повернулись к нам, чтобы лучше обозревать весь спектакль. Поэтому я продолжал говорить так же тихо.
— Когда вы купили эти ботинки, на них была земля, ведь так? И они пахли трупом, да?
Он отступил на шаг.
— Вы кто?
— Просто парень.
— Будь вы просто парень, купили в себе эти чертовы ботинки и шли бы себе.
— Кто продал ботинки?
Теперь он начал злиться и перешел в наступление.
— Это не ваше собачье дело, мистер. А теперь убирайтесь из моего магазина.
Я не шевельнулся.
— Послушай, приятель, ты можешь поболтать со мной, а можешь поболтать и с полицией. Но ты заговоришь, понял? Я не хочу создавать тебе проблемы, но если придется, я их тебе все-таки создам.
Стаки ошеломленно уставился на меня. Он понял, что означали мои слова. Но, прежде чем он собрался с духом, чтобы ответить, в разговор вмешался третий голос:
— Эй, Стак, — проговорил один из байкеров, — У тебя все в порядке?
Стаки поднял изуродованную левую руку, жестом показывая, что, дескать, нет проблем. Затем опять переключил свое внимание на меня. Когда он заговорил, в его словах не было даже легких признаков огорчения. Стаки был прагматиком — в бизнесе которым он занимался, приходилось им быть, — и он знал, когда надо уступить.
— Это старикан, что живет севернее, — сказал он со вздохом. — Сюда приезжает примерно раз в месяц, привозит то, что найдет. Хлам, в основном, но я даю ему за это несколько баксов, и он снова уезжает. Иногда приносит и что-нибудь приличное.
— Он недавно это принес?
— Вчера. Я дал ему за них тридцать баксов. Приволок еще рюкзак. Я его прямо сразу и продал. Вроде все. Больше у него ничего не было на продажу.
— Это тот старикан, что живет севернее Темной Лощины?
— Ага, точно, севернее Темной Лощины, — глаза Стаки снова хитро сузились. — Хоть скажите, мистер: кто вы? Что-то вроде частного сыщика?
— Я уже сказал — просто парень.